Рассказы и стихи [публикации 2013 – 2017 годов] - Страница 31

Этого нам не хватало!

Профессор молча прочла записку. Лицо ее оставалось бесстрастным, как у профессионального игрока в покер. Только красные пятна на лбу и на щеках выдали ее состояние. По пути в карантинное отделение она приказала мне вызвать гинеколога.

В палате профессор подошла к Галиной кровати, извлекла из кармана халата сантиметровую ленту и угломер, села на табуретку и, посмотрев на меня, сказала:

- Записывайте.

Галя судорожно вцепилась в одеяло.

- Послушай, девочка, - начала профессор, подавляя эмоции, - сотни детей месяцами ожидают очереди на операцию, нередко упуская благоприятные для лечения сроки. По протекции ты попала сюда без очереди. Ты занимаешь койку несчастного ребенка, у которого нет влиятельного отца. Четыре дня ты лежишь не обследованная в то время, когда ребенок без протекции ожидает своей очереди.

- А мне наплевать на ребенка без протекции и вообще на всех.

Желваки напряглись под морщинистой тонкой кожей на лице профессора:

- Выписать!

Профессор встала и быстро направилась к выходу.

- Ну, хорошо. Можете осматривать. - Галя выпустила из рук одеяло.

Я посмотрел на босса. Она утвердительно кивнула и вышла из палаты.

За всю свою долгую врачебную практику я ни разу не встречал подобного бесстыдного и вызывающего поведения пациентки. Я осматривал бывалых женщин, даже профессиональных проституток, но, ни одна из них не демонстрировала такой провокативности, как эта четырнадцатилетняя девчонка. В ту пору молодой врач, я чувствовал себя не просто неловко. Максимальным усилием воли я должен был скрыть свое потрясение и записать историю болезни, не показав, как мне противно это существо.

Галю явно расстроила моя бесстрастность.

- Ну, подождите. Я еще дам вам прикурить!

Она сдержала свое обещание. Консультация гинеколога не понадобилась. У Гали началась менструация.

К концу карантинного срока профессор прооперировала ее. Из операционной Галю отвезли уже не в карантин, а в отделение. Слава Богу, я избавился от нее.

Пластическая операция удлинения бедра не ограничивалась работой хирургов в операционной. До сращения костных сегментов пациент лежал со скелетным вытяжением, что, конечно, не удовольствие. Но сотни детей старшего возраста сознательно переносили послеоперационное состояние, понимая, что это путь к избавлению от инвалидности или к уменьшению хромоты.

Галя "давала нам прикурить". Время от времени она исторгала душераздирающий вопль, не похожий ни на что существующее в природе. От этого вопля у мальчика в четвертой палате начинался эпилептический приступ, двенадцать малышей в седьмой послеоперационной палате горько рыдали, и сестра, у которой кроме этой палаты были еще две, безуспешно старалась успокоить малышей, чтобы успеть выполнить назначения, врачи в ординаторской вздрагивали и прекращали работу.

На ординатора своей палаты Галя не реагировала. Только босс и, как ни странно, я могли на время прекратить издевательства этой дряни. Поэтому в самый неожиданный момент меня могли вызвать в клинику из карантинного отделения и даже из моего жилища, находившегося в здании института.

Утром 13 января 1953 года по радио сообщили о врачах-отравителях. Профессора еще не причислили к компании убийц в белых халатах, и, тем не менее, выглядела она ужасно. Не знаю, как выглядел я, погруженный в атмосферу подозрительности и почти нескрываемой ненависти. Именно в это время произошло...

Однажды, когда очередной Галин вопль потряс клинику, я сидел в кабинете профессора, отделенном от ординаторской только портьерой. Профессор прервала экзамен и, сопровождаемая мною, направилась к выходу.

В коридоре у входа в Галину палату стоял парень с четырьмя рядами ленточек орденов и медалей и Золотой звездой Героя на отлично сшитом темно-синем пиджаке.

Карантинное отделение и клинику разделяла лестничная площадка. Это тоже препятствовало распространению детских инфекционных заболеваний. Врачи из других отделений приходили в детскую клинику крайне редко, да и то снимали свой халат и надевали халат, который вручали им у входа. А тут пришедший с улицы человек посмел войти вообще без халата.

Я ждал, что босс сейчас взорвется, как и обычно, когда натыкалась на любое нарушение, угрожавшее здоровью наших пациентов. Но она не успела произнести ни слова.

- Кто вам разрешил издеваться над больными? Вы что, тоже из банды убийц в белых халатах? Что, Галя тоже стала жертвой еврейского заговора?

Профессор молчала. Только красные пятна выступили на внезапно побелевшем лице.

- Немедленно оставьте клинику. - Не знаю, как мне удалось произнести эту фразу спокойно.

- А ты чего гавкаешь, еврейчик? К тебе кто обращается?

Он был выше меня. Правая рука, схватившая ворот его пиджака, была на уровне моего лица. Левой рукой я сграбастал брюки, плотно охватывавшие зад героя. Так я прошел до самого выхода, не ощущая ни его веса, ни сопротивления. Шесть ступенек промежуточного марша преодолел, вися на нем. На площадке я остановился и изо всей силы ударил его ногой ниже спины. Он упал с лестницы, не без усилий поднялся и, глядя вверх, пригрозил:

- Ну, ты еще у меня поплачешь, жидовская морда!

Я ринулся вниз, но он, естественно, оказался быстрее меня и как был без пальто и без шапки выскочил из вестибюля.

Босс укоризненно посмотрела на меня и покачала головой.

Я вошел в палату. Галя лежала напуганная, тихая. По-видимому, кто-то из ходячих детей рассказал ей, что произошло в коридоре. Я почему-то заговорил шепотом: