Рассказы и стихи [публикации 2013 – 2017 годов] - Страница 51

К оглавлению

Недаром я Счастливчик! Только у командира первого батальона этот орден.

Получил недавно. Ох, и красивый был дядька! Все связистки млели, глядя на него...

Я провел рукой по своему лицу. Больно. Но пузырей и струпьев вроде нет.

- Давно вы здесь, товарищ гвардии майор?

Я спросил так, словно узнал его в первую секунду.

- С утра. Меня подбили вскоре после тебя.

- И вас до сих пор маринуют?!

Приказ комбата стал вдруг понятным и осмысленным. Выходит, не зря я тут околачивался. И как это я раньше его не заметил? Вроде не раз оказывался рядом с ним.

В дом я не вошел, а ворвался. Перешагнул через носилки в сенях и открыл дверь.

Посреди комнаты на табуретках стояли два тазика. В одном из них полоскал руки подполковник (уже в халате с закатанными рукавами). Мыл он руки неторопливо, аккуратно, да еще разговаривал с этой синеглазой. Словно не валяются раненые под дождем. Словно вообще нет войны.

Я чуть было не вытащил пистолет. Правда, батальонный фельдшер как-то рассказывал, что хирурги перед операцией моют руки больше десяти минут. Но ведь гвардии майор с утра без помощи!

Нет, я даже не притронулся к кобуре. Но я сказал! Сказал, может быть, не совсем так, как принято в изысканном обществе.

Не успел я закончить фразы, как на меня налетела пигалица:

- А вы здесь как очутились? Командовать захотелось? Вот и убирайтесь к себе и командуйте. Здесь и без вас командиров хватает!

Я бы ей показал, как положено разговаривать со мной. Но дверь с грохотом захлопнулась перед моим носом.

За поворотом дороги снова стали рваться мины. Синеглазая выскочила во двор, чуть не сбив меня с ног. И опять грузили раненых.

Я пошел к майору, чтобы не болтаться без дела.

Закончили погрузку. Санитары разносили обед. Утром, перед атакой мне почему-то совсем не хотелось есть, а сейчас я кормил майора и чувствовал, как живот прилипает к спине. Попросить было почему-то неудобно. Черт знает почему. Все-таки я был единственным целым в этом скопище боли и крови. Но санитар сам принес мне котелок. Без моей просьбы.

Я даже не предполагал, что рассольник может быть таким вкусным.

Какой-то порядок здесь все-таки существовал.

Дождь перестал моросить. Бой уходил все дальше и дальше. Дорога уже не обстреливалась. А майор все еще лежал на носилках и курил самокрутку из моей руки. Ну, сейчас она не отделается от меня!

Тазики все еще стояли на табуретках. В комнате было пусто. Тихо. Я открыл дверь с надписью "Операционная".

Все это я увидел, как при вспышке орудийного выстрела. Профессор стоял за столом и что-то отсекал в ране обыкновенными кривыми ножницами. Со второго стола санитары снимали...

За войну мне многое пришлось повидать. Но тут я почувствовал, что меня начинает мутить.

Два других санитара держали носилки с веснушчатым сержантом и ждали, когда освободится стол.

К стене, стоя, прислонился высокий хирург. Не знаю, стар он был или молод. Все лицо закрывала желтоватая марлевая маска. Только глаза. Знаете, какие у него были глаза? Я даже не уверен, что он заметил меня. Он молитвенно сложил руки в резиновых перчатках. Он держал их чуть ниже лица. А спиной ко мне стояла та самая девушка. В первое мгновение, когда из-под халата хирурга она извлекла стеклянную банку, я еще не понимал, что она делает. Но пока она поправляла его халат, я увидел, что в банке моча.

Десять минут необходимо хирургу, чтобы помыть руки перед операцией...

Так рассказал нам когда-то батальонный фельдшер.

Меня не заметили. Я тихо затворил за собой дверь. Я вышел из дома. Я покинул фольварк, даже забыв попрощаться с майором.

По размытой танковой колее я пошел разыскивать своего комбата.

25.05.2014

Борис

Не без труда собрал свои очерки и рассказы разных лет о моих однокурсниках. Не без труда потому, что не помнил, где именно искать их. Не мечтал, не предполагал, что из этого может получиться книга. Мог ли я думать, что когда-нибудь вернусь к этим очеркам и рассказам? Поэтому и не хранил их компактно и вообще потерял к ним интерес.

Вспомнил об этом, когда мой друг написал мне, что рассказы об однокурсниках, собранные вместе, создают картину того нелёгкого времени, что таким образом скомпоновалась бы книга, своеобразная мозаика, в которой эти рассказы читаются с большим интересом, чем каждый сам по себе.

Стал собирать, преодолев первоначальный, вероятно, обоснованный скептицизм. Интересные люди. Есть среди них и мои любимые друзья. Удивился тому, что нигде не могу найти рассказа о Борисе, личности явно исключительной, необычной, даже, посмею сказать, в какой-то мере загадочной. А ведь я определённо где-то упоминал его. Но рассказа нет. Неужели это один из пропавших рассказов? Стал вспоминать.

О Борисе мог упомянуть в очерке о профессоре Георгии Платоновиче Калине, заведовавшем кафедрой микробиологии в нашем медицинском институте. Посмотрел. Да, действительно коротко упомянул. Только для того, чтобы подчеркнуть благородство профессора. А Борис в этом очерке едва обрисован.

В книге «Из дома рабства» есть глава о моих сокурсниках. Своеобразный статистический очерк. Может быть, в этой главе? Да, есть. Но, можно сказать, просто упоминание. А о Борисе стоит рассказать подробнее.

Мы были не только в разных группах, но даже на разных потоках. Встречались редко. Только на общих лекциях. Уже почти на четвёртом или на пятом курсе я узнал, что Борис не был на фронте. Мне показалось это странным, так как считал, что он старше меня. По крайней мере, так он выглядел. Оказалось – ошибся.